«Смычок и струны», анализ стихотворения Анненского

История создания и публикации

Стихотворение впервые опубликовано в альманахе «Белый камень» (1908, № 1) под названием «Скрипка». В посмертном сборнике (И. Анненский. Кипарисовый ларец: Вторая книга стихов. Посмертная. М.: Кн. изд-во «Гриф», 1910), согласно плану автора, стихотворение получило название «Смычок и струны» и вошло в раздел «Кипарисовый ларец» в составе «Трилистника соблазна», который также включает в себя стихотворения «Маки» и «В марте». Сохранилось три недатированных автографа, один из них с вариантами.

Тема, жанр и литературное направление

Тема соблазна, связанная с названием «Трилистника», в который входит данное стихотворение, трактуется в нём широко и в самых разных аспектах.

В жанровом отношении перед нами образчик интимной лирики, в разновидности метафорической истории любви, популярной в европейской лирике XIX века (классический пример – «Ein Fichtenbaum steht einsam…» («Одинокий кедр…») Генриха Гейне).

Смычок и скрипка – отнюдь не абстрактные символы мужского и женского начала, а полноценные персонажи, участвующие в любовном сюжете (впрочем, достаточно условном, чтоб не ломать лирическую структуру ради перерастания в лиро-эпическую миниатюру – балладу), даже с элементами эротизма, усиленным двумя завершающими сточками.

Казалось бы, в основе стихотворения лежит олицетворение: смычок и скрипка переживают всё то. что чувствуют влюблённые: желание, восторг и боль, которые приносит единение, изнеможение после соития.

Но, как всегда в поэзии Анненского, создаваемые им конкретные образы, объединённые в стройную художественную систему, не дают основания для расширительного толкования своего иносказательного, а именно метафорического, значения ни в сторону символа, ни в сторону олицетворения. Основной художественный приём Анненского – ассоциация, о чём точно писал Вячеслав Иванов ещё в 1910 году: «И.Ф. Анненский-лирик является ... символистом того направления, которое можно было бы назвать символизмом ассоциативным. Поэт-символист этого типа берёт исходною точкой в процессе своего творчества нечто физически или психологически конкретное и, не определяя его непосредственно, часто даже вовсе не называя, изображает ряд ассоциаций, имеющих с ним такую связь, обнаружение которой помогает многосторонне и ярко осознать душевный смысл явления, ставшего для поэта переживанием, и иногда впервые назвать его — прежде обычным и пустым, ныне же столь многозначительным его именем». Так в данном стихотворении тема эротического соблазна, сливаясь с темой «высокой» любви, всё равно затем раздваивается на «многозначительные» (и созвучные!) имена муки и музыки:

И было мукою для них,
Что людям музыкой казалось.

Тропы и образы

Образ лирического героя стихотворения сливается с образом скрипача, «одушевившего» музыкальный инструмент. При этом не вполне ясно, для кого он играет. Исходя из последнего стиха предпоследней строфы («…Что людям музыкой казалось»), у него всё же есть слушатели («люди»). С другой стороны, вряд ли они слушали бы его всю ночь:

Но человек не погасил
До утра свеч… И струны пели…

Если он играет для себя, то в предпоследней строфе («И было мукою для них, Что людям музыкой казалось») содержится просто рождённый автором афоризм, а вовсе не описание конкретной ситуации. Наконец, возможен и третий вариант «внешнего» сюжета: скрипач играл для своих гостей, но гости разошлись, а он, вовлечённый во «внутренний» сюжет, разворачивающийся между смычком и скрипкой, не может остановится до утра.

Таким образом, в центре лирического повествования, его «внутреннего» сюжета, всё же смычок и скрипка – не люди, а одушевлённые предметы.

«Там, где у Анненского вещь является не аксессуаром, а лирическим центром, — писала литературовед Лидия Гинзбург, — она не только не декоративна, но и вообще не статична, она вовлечена в движение. Вещи — скрипка, шарманка, будильник, испорченные часы, горящий фитиль, выдыхающийся детский шар — действуют, следовательно, меняются их соотношения с миром внешним и с тем внутренним, психологическим миром, которому они соответствуют. Через сюжетное движение вещей совершается лирическое исследование душевного процесса, детализация и конкретизация отдельных психологических состояний, которые в суммарной своей форме дали бы только отвлечённо-общие поэтические формулы — тоски, страха, разочарования или творческой радости».

Почему в итоговом сборнике поэт отказался от первоначального названия «Скрипка»? Почему скрипка вообще исчезла из названия и заменена струнами? Видимо потому, что «женское начало» должно обнаруживаться постепенно, по мере развития сюжета «слияния». При этом первые четыре строфы «рассказаны» как бы с точки зрения смычка и лишь последние две – с некой объективной, «человеческой» точки зрения.

Любовный экстаз – любовная мука, физически переживаемая скрипкой и смычком, – и она же музыка любви, эстетически переживаемая людьми – скрипачом и его слушателями, – оказывается вызванной некой внешней силой – внешней по отношению к любовникам, лишённым собственной воли. «Тяжёлый, тёмный бред» – вот что такое любовная страсть в первоначальном ощущении смычка (в первой строке стихотворения). И чем дальше образы-персонажи вовлекаются в любовный сюжет, тем больше хочется преодолеть этот «бред», навек сохранить достигнутый миг «слияния», и тем больше обнаруживается невозможность вечной гармонии и независимость любви от воли любящих (ведь «кто-то взял и кто-то слил их»):

«Не правда ль, больше никогда
Мы не расстанемся? довольно?»
И скрипка отвечала да,
Но сердцу скрипки было больно.

Размер и рифмовка

Четырёхстопный ямб (с излюбленной Анненским перекрёстной рифмовкой) — традиционный «повествовательный» размер русской лирики.

Банальность большей части рифм (вплоть до глагольных: держалось – казалось) представляется не небрежностью автора стихотворения, а тщательно продуманным фоном, на котором особенно ярко выступает свежая и сюжетно значимая рифма, связанная не только с развитием эротической сцены, но и задающая главный вопрос:

«О, как давно! Сквозь эту тьму
Скажи одно: ты та ли, та ли?»
И струны ластились к нему,
Звеня, но, ластясь, трепетали».

По писателю: Анненский Иннокентий Фёдорович