«Вечером», анализ рассказа Аверченко

Рассказ Аркадия Аверченко «Вечером» был написан и впервые опубликован в 1909 году и вошёл в его сборник «О маленьких — для больших. Рассказы о детях» (Пг., 1916).

Жанр и литературное направление

«Вечером» – это юмористический рассказ о трудностях диалога ребёнка и взрослого. Книга Аркадия Аверченко «О маленьких – для больших» в основном и состоит из таких рассказов, в которых автор ставит себе ту самую задачу, решение которой обычно не удаётся его взрослым героям: проникнуть в психологию ребёнка. Таким образом Аверченко в «лёгком» юмористическом жанре, но отнюдь не облегчая саму задачу, продолжает традицию русского психологического реализма, непрерывно развивающуюся от Л. Толстого («Детство», «Отрочество») до А. Чехова («Мальчики») и Л. Андреева («Петька на даче») в плане глубокого освоения загадочного для взрослых мира детства.

Тема и сюжет

Тема рассказа – трудности общения взрослого с ребёнком, а сюжет состоит в изображении не вполне удавшейся попытки ребёнка вызвать взрослого на интересный для него, ребёнка, разговор. Рассказ, как часто у Аверченко, ведётся от первого лица.

Рассказчик не объясняет, по какой причине он был оставлен на вечер один на один со своей маленькой племянницей Лидой. Во всяком случае, он вовсе не собирался ею заниматься – вместо этого он «углубился в «Историю французской революции» и забыл всё на свете».

Лида, однако, не из тех, кто даёт о себе забыть: «Сзади меня потянули за пиджак. Потом поцарапали ногтем по спине. Потом под мою руку была просунута глупая морда деревянной коровы. Я делал вид, что не замечаю этих ухищрений. Сзади прибегали к безуспешной попытке сдвинуть стул».

Потерпев неудачу в попытке привлечь дядино внимание, Лида, наконец, прямо обратилась к нему:

« — Дядя!

— Что тебе, Лидочка?

— Что ты делаешь?

С маленькими детьми я принимаю всегда преглупый тон.

— Я читаю, дитя моё, о тактике жирондистов».

У ребёнка возникает естественный вопрос:

— А зачем?

Никакие попытки отвертеться не проходят: «У неё дьявольское терпение. Своё «а зачем» она может задавать тысячу раз».

— Лида! Говори прямо: что тебе нужно? Запирательство только усилит твою вину.

Женская непоследовательность. Она, вздыхая, отвечает:

— Мне ничего не надо. Я хочу посмотреть картинки... И потом, я хочу сказку.

«Около её голубых глаз и светлых волос «История революции» бледнеет.

— У тебя, милая, спрос превышает предложение. Это нехорошо. Расскажи лучше ты мне.

Она карабкается на колени и целует меня в шею.

— Надоел ты мне, дядька, со сказками. Расскажи да расскажи. Ну, слушай... Ты про Красную Шапочку не знаешь?

Я делаю изумлённое лицо:

— Первый раз слышу».

Лида начинает рассказывать сказку, но дядя перебивает её вопросами по содержанию, столь же мало интересующими ребёнка (да и автора сказки, и любого её нормального читателя или слушателя), сколь мало интересовал дядю вопрос о том, зачем он читает «Историю французской революции».

Наконец на замечании «Волки не говорят. Ты обманываешь своего старого, жалкого дядьку» Лида сломалась:

— Я больше не буду рассказывать сказки. Мне стыдно.

— Ну, я тебе расскажу. Жил-был мальчик...

— А где он жил? — ехидно спрашивает она.

— Он жил у Западных отрогов Урала. Как-то папа взял его и понес в сад, где росли яблоки. Посадил под деревом, а сам влез на дерево рвать яблоки. Мальчик и спрашивает: «Папаша... яблоки имеют лапки?» — «Нет, милый». — «Ну, значит, я жабу слопал!»

Рассказ идиотский, нелепый, подслушанный мною однажды у полупьяной няньки. Но на Лиду он производит потрясающее впечатление.

— Ай! Съел жабу?

— Представь себе. Очевидно, притупление вкусовых сосочков. А теперь ступай. Я буду читать».

После двадцатиминутного тихого раздумья Лида возвращается («глаза сияют, как звёздочки, и губки топырятся так смешно») и рассказывает, выдавая за «свою», ту же самую глупую сказку, заменив яблоки грушами и жабу курицей.

«— Лидка! Да ведь это моя сказка!

Дрожа от восторга, она машет на меня руками и кричит:

— Нет, моя, моя, моя! У тебя другая.

— Лида! Знаешь ты, что это — плагиат? Стыдись!

Чтобы замять разговор, она просит:

— Покажи картинки».

В старом журнале глупый дядя отыскивает чудовище, изображающее гоголевского Вия, и язвительно преподносит его девочке:

— Вот твой жених.

«В ужасе она смотрит на страшилище, а затем, скрыв горькую обиду, говорит с притворной лаской:

— Хорошо-о... Теперь дай ты мне книгу — я твоего жениха найду.

— Ты хочешь сказать: невесту?

— Ну, невесту.

Опять тишина. Влезши на диван, Лида тяжело дышит и всё перелистывает книгу, перелистывает...

— Пойди сюда, дядя, — неуверенно подзывает она. — Вот твоя невеста...

Палец её робко ложится на корявый ствол старой, растрёпанной ивы.

— Э, нет, милая, Какая же это невеста? Это дерево. Ты поищи женщину пострашнее.

Опять тишина и частый шорох переворачиваемых листов. Потом тихий, тонкий плач.

— Лида, Лидочка... Что с тобой?

Едва выговаривая от обильных слёз, она бросается ничком на книгу и горестно кричит:

— Я не могу... найти... для тебя... страшную... невесту.

Пожав плечами, сажусь за революцию; углубляюсь в чтение.

Тишина... Оглядываюсь.

С непросохшими глазами Лида держит перед собой дверной ключ и смотрит на меня в его отверстие. Её удивляет, что если ключ держать к глазу близко, то я виден весь, а если отодвинуть, то только кусок меня.

Кряхтя, она сползает с дивана, приближается ко мне и смотрит в ключ на расстоянии вершка от моей спины».

На этом рассказ заканчивается, а читатель понимает, что Лида поступила умнее своего дяди: поняв, что говорить с ним бесполезно и ничему интересному он её не научит, прекратила разговор. Или просто устала…

По писателю: Аверченко Аркадий