Образ Остапа в произведении Гоголя «Тарас Бульба»

Формирование характера и роль в сюжете

Повесть Гоголя «Тарас Бульба» была задумана и поначалу осуществлена (в редакции 1835 года) как повесть о сыноубийстве: козацкий полковник Тарас Бульба убивает своего младшего сына Андрия, «предавшегося» полякам. Во второй и окончательной редакции 1842 года повесть, почти вдвое увеличившись в объёме, обрела и новую тему и идею (защита Украины от польского захвата и полного ополячивания, борьба за сохранение православной Руси), и целый ряд уточнённых и расширенных исторических характеристик представителей украинского козачества и всего этого движения в целом. И, конечно, в этой связи укрупнился, стал более важным образ «положительного» старшего сына полковника – Остапа Бульбы.

Тем не менее и во второй редакции этот образ остался вспомогательным и во многом чисто функциональным. Причём функция его – создать контраст образу Андрия.

В самом деле: оба брата воспитаны в одной семье, и в одном (лучшем на то время) учебном заведении, и в той «лучшей школе», которой их отец считал Запорожскую Сечь. Отчего же результаты одного и того же воспитания различны до полной противоположности?

Ставя вопрос таким образом, Гоголь выступает ярким романтиком и, как романтик, ярым противником просветительской теории, трактовавшей человека в качестве tabula rasa – чистой доски: что на ней напишут, то и останется. Но «писали» одинаково, а вышло-то совсем по-разному!

И вот до самого кульминационного момента включительно (!) – до казни Андрия его собственным отцом и реакции Остапа на это событие – образы братьев в повести откровенно поданы в качестве контрастной пары. А вот в чью пользу сравнение (и противопоставление) двух братьев – это, конечно, решать читателю.

Остап в его 12 лет был отправлен на обучение в Киев, в «академию» (на самом деле в коллегию), но учиться не захотел, сбежал, высечен отцом и отправлен назад. И вот уже Андрий – тоже в 12 лет – отправлен туда же, причём учится охотно и без напряжения. Интересно, что учёба старшего и младшего оканчивается в одно и то же время! При этом сказано (по другому поводу и как бы мимоходом), что Андрий ещё в 18 лет, в свой последний год в «академии», участвовал в «философских диспутах». А это, между прочим, означает, что он точно доучился до предпоследнего (философского) или даже последнего (богословского) класса, т. е. скорей всего прошёл весь доступный на то время цикл высшего образования. А вот прошёл ли его к своим 22 годам Остап – большой вопрос. В Киевской коллегии, при строгом ректоре-епископе Петре Могиле (как потом и в Киево-Могилянской академии), студент и до седых волос мог «просиживать штаны» в первых классах, если надлежащим образом не сдавал экзамены. Так что на тот момент, когда Андрий, окончив полный курс коллегии, вдоволь насладился киевским образованием и киевской жизнью (вплоть до дерзкого свидания с дочкой польского воеводы), и Остапу наконец-то «дали вольную»…

Успешнее был младший брат и во внеучебное время. Хотя «Остап считался всегда одним из лучших товарищей», однако же «он редко предводительствовал другими в дерзких предприятиях — обобрать чужой сад или огород, но зато он был всегда одним из первых, приходивших под знамёна предприимчивого бурсака, и никогда, ни в каком случае, не выдавал своих товарищей; никакие плети и розги не могли заставить его это сделать. Он был суров к другим побуждениям, кроме войны и разгульной пирушки; по крайней мере никогда почти о другом не думал. Он был прямодушен с равными. Он имел доброту в таком виде, в каком она могла только существовать при таком характере и в тогдашнее время». А вот Андрий «чаще являлся предводителем довольно опасного предприятия и иногда, с помощию изобретательного ума своего, умел увёртываться от наказания, тогда как брат его, Остап, отложивши всякое попечение, скидал с себя свитку и ложился на пол, вовсе не думая просить о помиловании». В общем об Андрии так прямо и сказано, что по сравнению с Остапом он «имел чувства несколько живее и как-то более развитые».

Мирная «школа» Запорожья, а затем и военные действия поначалу братьев уравняли. Но вот – внимание! – Остап вырывается вперёд:

«В один месяц возмужали и совершенно переродились только что оперившиеся птенцы и стали мужами; черты лица их, в которых доселе видна была какая-то юношеская мягкость, стали теперь грозны и сильны. А старому Тарасу любо было видеть, как оба сына его были одни из первых. Остапу, казалось, был на роду написан битвенный путь и трудное знанье вершить ратные дела. Ни разу не растерявшись и не смутившись ни от какого случая, с хладнокровием, почти неестественным для двадцатидвухлетнего, он в один миг мог вымерять всю опасность и всё положение дела, тут же мог найти средство, как уклониться от неё, но уклониться с тем, чтобы потом верней преодолеть её. Уже испытанной уверенностью стали теперь означаться его движения, и в них не могли не быть заметны наклонности будущего вождя. Крепостью дышало его тело, и рыцарские его качества уже приобрели широкую силу льва.

— О, да этот будет со временем добрый полковник! — говорил старый Тарас.

А что же он говорил в это же самое время про Андрия, который ведь в школьные-то годы «чаще являлся предводителем довольно опасного предприятия», т. е. по всем приметам быстрее бы должен был выбиться в лидеры? Оказывается, в битвах гедонист Андрий видел всего лишь «негу и упоение»! И, конечно, «дивился отец также и Андрию, видя, как он, понуждаемый одним только запальчивым увлечением, устремлялся на то, на что бы никогда не отважился хладнокровный и разумный, и одним бешеным натиском своим производил такие чудеса, которым не могли не изумиться старые в боях. Дивился старый Тарас и говорил:

— И это добрый (враг бы не взял его) вояка! не Остап, а добрый, добрый также вояка!»

Можно лишь вообразить себе всё то бешенство (автором повести нимало не описанное), с каким слушал Андрий это «не Остап»! Значит, в хвалённом козацком войске торжествуют послушные недоучки? Так не поискать ли лучшей доли?

Идейная функция

По мере того как во второй редакции «Тараса Бульбы» всё более выясняется новая тема и новая идея этой повести – защита Украины от польского захвата и полного ополячивания, борьба за сохранение православной Руси, – всё более возрастает и роль Остапа.

Казнь Андрия отцом Остап воспринял с не меньшей (но кажется – и не большей) жалостью, чем воспринял он жестокость отца в отношении матери. В обоих случаях жалость неминуема, ведь об Остапе нам с самого начала сказано, что он добрый. В то же время Остап как никто всё более и более научается воспринимать жизненные драмы и даже трагедии как необходимую плату… За что? За козацкую доблесть. На большее Остап не притязает. Он стал хорошим командиром, уманцы не зря избрали его своим атаманом. Но, в отличие от своего отца, Остап не то что не хороший, но вовсе никакой не идеолог, не политик. Уже и в школе будучи «всегда одним из первых, приходивших под знамёна предприимчивого бурсака», он таким остался и в политике – не создателем идей, а их воплотителем.

Зато он идеальный мученик. Рассказ (во 2-й главе) о том, как ещё будучи бурсаком, он «никогда, ни в каком случае, не выдавал своих товарищей; никакие плети и розги не могли заставить его это сделать», симметричен рассказу (в предпоследней, 11-й главе) о том, как он мужественно вытерпел пытки и казнь в Варшаве, не потеряв лица пред враждебной толпою поляков.

На Остапах земля держится. А вот стоит ли ей держаться такой ценой – решать читателю.

По произведению: 

По писателю: Гоголь Николай Васильевич