«Призрак Оперы», анализ романа Гастона Леру

История создания

Роман «Призрак Оперы» создавался в 1909-1910 гг. и печатался по частям в газете "Le Gaulois" (Ле Голуа). В феврале 1910 года книга вышла в издательстве "Pierre Lafitte". Она посвящена брату писателя, «старине Джо».

Оперный театр был новым зданием. Гастон Леру побывал в нём в 1902 г. Он тщательно исследовал подвалы оперы, в некоторых местах много лет никто не был, ещё со времён коммуны и Франко-Прусской войны.

Леру изучил легенды Оперы, он узнал о 5 подвалах под сценой, проходил мимо разбросанных костей коммунаров, видел подземное озеро, под которым, как говорили, есть потайная комната. Леру нафантазировал героя-ребёнка, который остался в подвалах со времён коммуны, повзрослел и создал тайный лабиринт.

Сюжет романа соткан из множества разрозненных историй и исторических фактов. Например, в оперном театре действительно падал противовес, с которого соскочил удерживающий его трос. В четвёртом ярусе было несколько раненых, а консьержка была убита 700-килограммовой махиной. В романе Леру заменил противовес люстрой, а четвёртый ярус партером.

На развитие сюжета повлияли русские путешествия Леру и путешествие в Марокко, отразившиеся в эпизоде с розовыми часами Мазендерана (так назывался период в истории Ирана). Леру приписал изобретению Эрика изощрённую пытку в зеркальной комнате с тремя экспозициями. Такой эффект от преломления зеркал и смена трёх картинок был представлен на парижской выставке 1900 г. Аттракцион назывался «Дворец миражей».

У героев романа есть прототипы. На образ Эрика повлияла история Джосефа Меррика, о которой Леру узнал в 1909 г. Этот несчастный, которого называли Человеком-Слоном, заплакал, когда женщина пожала ему руку. История рукопожатия легла в основу эпизода, в котором Кристина плакала над снявшим маску Эриком.

Прототипы были у братьев Шаньи, певиц Карлотты и Кристины.

Первый русский перевод книги был осуществлён в 1911 г. По роману снято множество фильмов, первый в Америке в 1914 г. Всемирную известность роману принёс мюзикл Уэббера 1986 г.

Литературное направление и жанр

Роман «Призрак Оперы» часто называют готическим, но с литературоведческой точки зрения это неправильно, потому что готический роман, как и романтизм, существовали в литературе в начале 19 в. Через 100 лет, в начале 20 в., романтические идеи формировали направление неоромантизма. Романтическое правило исключительного героя в исключительных обстоятельствах заключено, прежде всего, в образе Эрика, в котором смешаны прекрасное и чудовищное, добро и зло, низменное и благородное. Но и другие герои действуют подобно романтическим героям, жертвуя собой ради любви, истины или справедливости.

Таким образом, о романе начала 20 в. можно говорить лишь как о неоготическом. Элементы готического романа, доставшиеся в наследство неоготическому, - наличие особого замкнутого пространства, мистических мотивов в сюжете, загадочной атмосферы, вызывающей у читателя тревожное ожидание, преодоление героями жизненных обстоятельств и внутренних противоречий.

«Призрак оперы» в равной степени можно отнести к детективному жанру. В качестве детектива, расследующего обстоятельства исчезновения Кристины Доэ и Рауля Шаньи, смерти его брата Филиппа и других несчастных участников бурной деятельности призрака Оперы выступают сам рассказчик, комиссар Мифруа, недалёкий судья Фор.

Сюжет и композиция

Книга состоит из 27 глав, предисловия и эпилога. Повествование построено так, чтобы всё время держать читателя в напряжении. Рассказчик намекает на определённые события, но его слова настолько неясны и загадочны, что возникает ощущение мистической природы происходящих в опере явлений. Постепенно все загадки раскрываются. Читатель узнаёт, что Эрик забирал деньги из кармана Ришара через маленький лючок в кабинете, говорил в ложе номер пять через полую трубу, внезапно появлялся и исчезал благодаря сложной системе потайных ходов, которую он частично создал сам как подрядчик-строитель фундамента театра, частично обнаружил систему времён коммуны. Читатель проникает в тайну того, что Карлотта пустила петуха из-за способности Эрика-фокусника к чревовещанию, да ещё и такому, когда голос может казаться идущим из другого места.

Постепенно все мистические элементы повествования объясняются реалистически. Или не все? Так и остаётся загадкой, почему упала люстра. Эрик утверждал, что не он был причиной этой трагедии. Загадочна судьба влюблённых. Действительно ли Эрик отпустил их или только говорит об этом?

Фабула в романе не совпадает с сюжетом. Предисловие и эпилог повествуют о настоящем, основная часть – о событиях 30-летней давности. В предисловии рассказчик повествует об этапах расследования, о дальнейшей судьбе героев - в эпилоге. Роман начинается со слухов, ползущих по Опере. Постепенно призрак становится материальным: его не только видят и слышат, он убивает рабочего сцены, сбрасывает люстру на голову консьержки, опаивает осветителей.

Основное повествование прерывается ретроспективными вставками (рассказы билетёрши мадам Жири о том, как призрак пугал предыдущих директоров, как она передавала ему 20 тысяч – оплату от директоров; воспоминания Рауля о детстве Кристины, намёки и рассказы перса о прошлом Эрика, о собственных попытках попасть в дом у озера, о Сирене Эрика). Кроме того, в романе есть внесюжетные элементы, о которых упоминается, но которые так и не представлены читателю. Например, это письма Кристины.

Благодаря такому пунктирному повествованию усиливается загадочность событий и, как в настоящем детективе, кульминация совпадает с развязкой.

Герои и образы романа

Главный герой романа – призрак Оперы. Призрак Оперы показывался в разном обличье. На церемонии ухода директоров его видели с бледным, печальным, искажённым, как смерть, лицом, бледным и фантастическим. Призрак имеет свойство исчезать внезапно. На прощальном ужине он ничего не ест, не разговаривает. В своих воспоминаниях директор Мушармен писал, что нос его был прозрачен, а у призрака Оперы, как известно, носа нет.

Истинная внешность героя открывается Кристине, которая из любопытства срывает с него маску. С этого момента Эрик не хочет отпускать Кристину, ведь она видела его лицо.

Но главное достоинство Эрика, которым он очаровывает не только Кристину, но и своего соперника – это голос: «Бестелесный голос опять начал петь. Это был голос, который соединял все крайности сразу в одном потоке вдохновения. Рауль никогда не слышал такого обширного и героически мягкого, такого победно коварного, такого деликатного в силе, такого сильного в утонченности, такого непреодолимо триумфального голоса. У него была совершенная, мастерская фразировка. Это был безмятежный, чистый источник гармонии, из которого верующие могли пить безопасно и преданно, в полной уверенности, что они пьют музыкальное изящество. И их искусство, прикоснувшись к божественному, преобразится».

Истинная сущность героя открывается читателю благодаря рассказам перса – начальника иранской полиции. Этот человек из сострадания помог Эрику бежать, когда тому грозила смертная казнь как строителю дворца, знающему все его тайные ходы (обычная практика в империях). Спрятавшись во Франции, перс следил за Эриком, чтобы тот, не различая добра и зла, не натворил бед. Вот как перс объясняет Раулю, каков Эрик: «Он услышит меня отовсюду. Он сам сказал мне это. Он гений. Не думайте, что он просто человек, находящий удовольствие в том, чтобы жить под землей. Он делает то, чего не может сделать другой, и знает вещи, которые неизвестны миру живущих… Он не призрак… Он человек неба и земли».

Это очень точное определение, ведь Эрик одновременно и воплощение зла, и существо, не лишённое благородства. Эту двойственность чувствуют и Кристина, и перс, который называет Эрика монстром, рассказывает о его преступлениях – и все же испытывает к нему ту же невероятную жалость, которую Рауль обнаружил в Кристине.

Перс называет Эрика настоящим монстром (так он оценивал его после того, как имел, к сожалению, возможность наблюдать за ним в Персии). Но в некоторых отношениях Эрик дерзкий, тщеславный ребенок: изумляя людей, он ничего не любит больше, чем продемонстрировать удивительную изобретательность своего ума.

Ужасное, уникальное, отталкивающее уродство поставило Эрика за пределы общества, и именно по этой причине он больше не чувствует никаких обязательств перед родом человеческим.

Среди других имён Эрика, которыми наделяет его перс – подлинный король фокусников, действующий в стране фантасмагории в подвалах Оперы, и принц душителей, потому что он был мастером бросания пенджабского лассо. Перс так описывает искусство Эрика: «Его можно видеть только тогда, когда он этого хочет, и он сам видит все, когда другие – ничего, его странные познания, хитрость, воображение позволяют ему использовать все естественные силы и соединить их, чтобы создать иллюзию вида и звука, способную привести его оппонентов к мысли об обреченности».

В конце романа Эрик открывает свою душу Кристине. Он устал и хочет лишь обычной жизни: «Довольно быть шарлатаном с ящиком с двойным дном! С меня довольно, довольно! Я хочу иметь тихую квартиру с обычными дверями и окнами и хорошую жену. Жену, как у всех. Я буду любить ее, ходить с ней на прогулки по воскресеньям и развлекать ее всю неделю».

Рассказчик призывает пожалеть главного героя, взывая к благородству читателя: «Бедный, несчастный Эрик! Должны ли мы жалеть его? Или проклинать? Он просил только одного – быть как все. Но он был слишком уродлив! Ему приходилось или скрывать свой гений, или растрачивать его на различные трюки, тогда как с обычным лицом он мог бы стать одним из благороднейших представителей рода человеческого. У него было сердце достаточно большое, чтобы объять весь мир, но он должен был довольствоваться подвалом. Думаю, мы должны пожалеть призрака Оперы».

Виконт Рауль де Шаньи, возлюбленный Кристины, на 20 лет младше своего старшего брата: «Графу Филиппу Жоржу Мари де Шаньи был сорок один год. Он был выше среднего роста и имел приятное, даже красивое лицо, несмотря на жесткие морщины на лбу и некоторую холодность глаз. С женщинами он обращался с утонченной учтивостью, а с мужчинами держался несколько высокомерно. У него было благородное сердце и чистая совесть. После смерти старого графа Филибера он стал главой одной из самых старинных и знаменитых семей во Франции, корни которой восходили еще ко временам Людовика X… Филипп принимал активное участие в воспитании брата, вначале ему помогали сестры, а затем старая тетушка, которая жила в Бресте и которая привила Раулю вкус к мореплаванию. Молодой человек прошел обучение на борту учебного судна «Борда», с успехом закончил его и отправился в традиционное кругосветное плавание. Он был включен в официальную экспедицию на «Акуле»».

Рауль с детства влюблён в Кристину Доэ. Это случилось, когда он был мальчиком и впервые услышал пение Кристины. Рауль под недовольное ворчание гувернантки подал девочке упавший в море шарф. В юности Рауль принимает решение не общаться с Кристиной, потому что из-за социального неравенства никогда не сможет жениться на певице. Но позже благородный юноша понимает, что готов порвать с братом, только бы быть с возлюбленной. С этого момента Рауль борется с неизвестным ему злом, которое называется призрак Оперы.

Несмотря на встречу с мистическим (или псевдомистическим), Рауль пытается объяснить всё происходящее рационально: «Хотя Рауль и был поэтом, страстно любил музыку, любил старинные бретонские предания, в которых плясали домовые, и более всего любил скандинавскую нимфу по имени Кристина Доэ, но в то же время он верил в сверхъестественное только в делах религии, и самая фантастическая история в мире не могла заставить его забыть, что дважды два – четыре».

Кристина – дочь крестьянина из маленького шведского городка близ Упсала. Её отец пел в церковном хоре, играл на скрипке и считался лучшим маэстро в округе. Мать Кристины умерла, когда девочке шел шестой год. Отец с дочерью играли и пели скандинавские мелодии на ярмарках, пока их не нашёл профессор Валериус и не пригласил в Гетеборг. «Он утверждал, что отец был лучшим скрипачом в мире, а дочь имела задатки великой певицы. Профессор взял на себя заботу о ее образовании и обучении. Все, кто ни встречался с Кристиной, были пленены ее красотой, очарованием, стремлением к совершенствованию. Ее успехи были потрясающими».

Профессор и жена, которые относились к Кристине как к родной дочери, уехав во Францию, взяли Кристину и старика с собой. Перрос-Герек напоминал Доэ родину, они с Кристиной, как в былые времена, ходили по деревням и пели. «Доэ и Кристина одевались соответствующим образом, отказывались от денег, которые им предлагали за работу, и не брали пожертвований. Местные жители не понимали поведения этого виртуоза-скрипача, который бродил по деревням со своей красавицей дочерью, певшей, словно ангел с небес. Толпы людей шли за ними из деревни в деревню».

Рауль часто встречался с Кристиной как дочерью своего учителя игры на скрипке: «У них обоих была романтическая душа. Они любили старинные истории, бретонские народные сказки». Так дети узнали скандинавскую легенду об ангеле музыки.

Выросшая Кристина стала настоящей красавицей: «Это была Кристина! Она стояла перед ним, улыбаясь и, судя по всему, нимало не удивившись тому, что видит Рауля здесь. Ее лицо было свежим и розовым, как выросшая в тени клубника. Ее дыхание было слегка отрывистым, несомненно, после быстрой ходьбы, грудь, в которой скрывалось честное сердце, мягко поднималась. Глаза, ясные зеркала светло-голубых неподвижных озер, которые лежат, охваченные сном, на далеком Севере, отражали ее светлую душу. Меховая шубка была расстегнута, давая возможность видеть тонкую талию и совершенные линии ее грациозного молодого тела…Легко возбудимая фантазия Кристины, ее нежная и доверчивая душа, своеобразное воспитание, построенное на сказках и легендах, ее постоянные мысли о мертвом отце и в особенности восторженное состояние, в которое ее повергала музыка, – все это, как казалось виконту, делало ее особенно уязвимой для нечистоплотных действий некоторых неизвестных, неразборчивых в средствах людей».

Влюблённый Рауль в какой-то момент начинает сомневаться в благородстве Кристины, в том, что с призраком Оперы она ушла не от любви к нему, а под действием колдовских чар. Вот как он думает о девушке: «О Кристине говорили, что у нее нет ни друга, ни покровителя. Но этот скандинавский ангел, должно быть, хитер, как лиса!».

Мысли молодого человека путаются, он бросается из одной крайности в другую, мучимый мыслью, обманывает его Кристина или обманута сама. С одной стороны, Рауль понимал состояние ума девушки, воспитанной суеверным скрипачом и женой профессора Валериуса, женщиной с беспорядочными мыслями. С другой, виконт считал, что эта маленькая скандинавская нимфа обманула его: «Нужно ли было иметь такие свежие щеки, такую застенчивую улыбку, невинное лицо, всегда готовое покрыться розовой вуалью скромности, чтобы проехать безлюдной ночью в роскошной карете с таинственным любовником? Должны же быть какие-то границы для лицемерия? Но разве нельзя запретить женщине иметь ясные глаза ребенка, когда у нее душа куртизанки?»

Конечно, узнав Кристину больше, Рауль верит ей и готов умереть за неё.

Карлотта – прима Оперы, соперница Кристины по певческому делу. Вернее, это она видит в Кристине соперницу. Карлотта поёт идеально, но, по словам рассказчика, «у Карлотты не было ни сердца, ни души. Она была только инструментом, хотя, несомненно, инструментом изумительным». Её прошлое, в отличие от романтического прошлого Кристины, сомнительно: «Где была ваша душа, Карлотта, когда вы танцевали в пользующейся дурной репутацией таверне в Барселоне? Где была она позже, в Париже, когда вы пели непристойные, циничные песенки в сомнительных мюзик-холлах? Где была ваша душа, когда перед мастерами, собравшимися в доме одного из ваших любовников, вы извлекали музыку из своего послушного инструмента, замечательного своей способностью петь о возвышенной любви или низком разврате с одинаковым равнодушным совершенством? Карлотта, если у вас когда-то душа и была, а затем вы потеряли ее, у вас была возможность обрести ее, становясь Джульеттой, Эльвирой, Офелией и Маргаритой, ибо другие поднимались из больших глубин, чем вы, и очищались благодаря искусству».

Именно из-за этих обстоятельств читатель не жалеет пострадавшую от призрака Оперы Карлотту.

Основной образ романа – сама Опера. Не случайно очевидное сходство «Призрака Оперы» с «Собором Парижской Богоматери» Гюго. Огромный собор – это целый причудливый мир, в котором, кроме химер, живёт ужасный Квазимодо, влюблённый в прекрасную Эсмеральду. В отличие от Эрика, Квазимодо наделён прекрасными душевными качествами, он готов жертвовать собой и спасает жизнь возлюбленной. Символом самоотверженной любви становятся два найденных скелета: горбун, обнимающий скелет девушки. Призрак Оперы, напротив, превращается в одинокий скелет, найденный в подвалах Оперы.

В романтизме чётко противопоставлены противоположности. В неоромантизме контрастное причудливо переплетается в самом герое. Эрик – монстр и чудовище, способное на благородный поступок. Даже в природе его сочетается уродливое лицо и красивая фигура, прекрасный голос.

Так и Опера, в отличие от Собора Гюго – персонаж неоднозначный. Собор во все века – защитник и помощник человека. Опера таит в себе опасность, она даже убивает! Недаром целая глава романа посвящена описанию Оперы, подобной бушующему океану: «Ришар и Мушармен были сейчас одни в огромном затемненном зале… В этой искусственной ночи или, скорее, в обманчивом дневном свете вещи принимали странные очертания. Полотно, закрывавшее кресла в партере, выглядело, как рассерженное море, зелено-голубые волны которого в мгновение остановились по приказу гиганта... Мушармен и Ришар были словно моряки потерпевшего аварию корабля в пучине неподвижно возмущенного полотняного моря».

Оперный театр – целый мир, называемый рассказчиком империей, во главе которой стоит царь и монстр – её призрак. Кристина же сравнивается с королевой, по-доброму относящейся к подданным империи: «И так она водила Рауля по всей империи, которая была искусственной, но необъятной, занимая семнадцать этажей от цокольного этажа до крыши, и населенной армией различных людей… Обитатели этой страны занимались всякими ремеслами. Среди них были и сапожники, и золотых дел мастера… Кристина знала самые удаленные части здания, где тайно жили престарелые супружеские пары. Эти старые люди не помнили ничего, кроме Оперы. Они прожили здесь многие годы. О них просто забыли. За пределами Оперы делалась французская история, но они не сознавали этого, и о них никто не вспоминал».

Рауль сравнивает Оперу с тюрьмой, а Эрика – с тюремщиком: «Он чувствовал, что тюремщик передвигается в этих стенах, тюремщик по имени Эрик…» Рассказчик считает Оперу современной Вавилонской башней, где люди интриговали, пели на всех языках и любили друг друга. Подвалы оперы, с точки зрения рассказчика, подобны фантастической, грандиозной бездне, забавной, как кукольный спектакль, и пугающей, как бездонная преисподняя.

Сама опера живёт по законам иллюзии, так что её обитатели смиряются с этим. Даже любовь к Раулю Кристина считает частью этой иллюзии: «Так скажите мне, Рауль, что наша любовь здесь, как дома, поскольку она тоже создана и тоже, как ни печально, иллюзия». И только на крыше влюблённые могут видеть настоящий мир, который весь воплощён в пейзаже. Только небо доступно влюблённым: «Аполлон бронзовым жестом простирал свою волшебную лиру в сердце ярко горящего неба. Их окружал лучезарный вечер. Медленно плыли облака, волоча за собой золотые и малиновые мантии – дар заходящего солнца».

По писателю: Леру Гастон