«Старый повар», анализ рассказа Паустовского

История создания

Рассказ написан в 1940 году. Вместе с рассказом «Ручьи, где плещется форель» составлял дилогию «Зимние рассказы». Как вторая часть этой дилогии был впервые опубликован в сборнике «Михайловские рощи» (Библиотека «Огонька», изд-во «Правда», 1941). Оба рассказа связаны с неосуществлённым замыслом повести о музыкантах.

Литературное направление и жанр

Все жанровые признаки романтической новеллы, которыми обладает этот рассказ советского писателя, заставляют отнести его к неоромантизму. Романтические и даже сентиментальные нотки – отнюдь не редкость для литературы соцреализма сталинской эпохи. Однако Паустовский часто позволяет себе ускользнуть от эпохи в иной, лучший мир традиционного европейского гуманизма. В лучшем случае читатель увидит «дверь», через которую автор ускользнул от своей эпохи.

В данном случае эта надпись на «двери» – название рассказа и его экспозиция. В центре искусства соцреализма должны находиться человек труда и историческая действительность в её революционном развитии? Нет ничего проще. Действие происходит за три года до Великой французской революции. А «человек труда» –старый повар (в начале рассказа у него нет даже имени), который всю жизнь работал на некую графиню Тун, «ослеп от жара печей» и живёт в предоставленной ему ветхой сторожке в графском саду (и всё-таки – крыша над головой!) на предоставленное управляющим графини жалкое (но всё-таки!) денежное пособие…

Герои рассказа

«Вместе с поваром жила его дочь Мария, девушка лет восемнадцати» и старый цепной пёс в своей будке: «Он тоже умирал, как и его хозяин, от старости и уже не мог лаять». Итак, повар, который не варит, пёс, который не лает, и юная Мария, чьим единственным богатством был клавесин – «такой старый, что струны его пели долго и тихо в ответ на все возникавшие вокруг звуки»… Кажется, что юность Марии навсегда окружена этим тройным кольцом старости. Но так не бывает, круг должен быть разорван, и разорвёт его смерть повара.

Как истинный человек XVIII века, распропагандированный Вольтером, не любившим церковь («раздавите гадину»), повар «всегда не любил священников и монахов». Его нелюбовь к церкви никак не связана с его совестью, на которой лежит тяжкий грех, требующий исповеди. Повар просит Марию выйти на улицу и попросить первого встречного принять исповедь умирающего.

Марии удаётся привести к отцу «худого маленького человека». Как сразу догадывается опытный читатель, этому-то «ещё очень молодому незнакомцу» и предстоит стать главным героем рассказа. Он сразу пообещал повару «снять тяжесть» с его души властью, «данной не от бога, а от искусства». И он его в этом не обманул. А раз так, то по закону «малого жанра» читатель должен просто поверить, что этот идеальный романтический герой не обманет умирающего и в обещании исполнить его последнюю волю – «позаботиться о Марии» (видимо, путём устройства музыкальной карьеры девушки, чьим единственным богатством был клавесин).

Тема и проблематика

Тема новеллы – великая сила великой музыки, способной снять тяжесть с человеческой души. Однако, вопреки и в противоборстве с этой темой – темой эстетики, – специфическую нравственную проблематику новеллы создаёт одна из главных и – в советском атеистическом контексте – неожиданных проблем этики, а именно проблема греха. Ведь несмотря на атеизм и «классовую» гордость повара («кто работает, у того нет времени грешить») совесть этого «человека труда» неспокойна. Всего один раз в жизни, пытаясь спасти жену от чахотки, он украл из сервиза хозяйки маленькое золотое блюдо. И прежде чем «отпустить» повару этот грех и приступить к дальнейшему «снятию тяжести» с его души, случайный прохожий строго спрашивает, не пострадал ли из-за этого проступка повара кто-то из неповинных в краже слуг графини. И лишь получив клятвенное заверение умирающего, что никто не пострадал, удивительный незнакомец «отпускает» повару этот грех. В эпоху массовых посадок и расстрелов по политическим доносам, также ставшим массовым явлением, такой, мягко говоря, традиционный гуманизм Паустовского мог бы считаться дерзким вызовом. И лишь прозрачная, весьма условная ширма историзма (ведь действие происходит в 1786 году!) защищает автора «Старого повара» от подобных обвинений.

Сюжет и композиция

Три старика – повар, пёс и клавесин – вот-вот должны бессмысленно умереть, обрекая следующее поколение (Марию) на повторение этих жизней и смертей, бессмысленных в своём извечном повторении. Таковы исходные условия этого сюжета. Как же может сдвинуться с места этот типичный жизненный сюжет под пером советского писателя в 1940 году? Писатель обязан показать его в его «революционном развитии». Но указав, что действие происходит за три года до большой европейской революции, Паустовский этим и ограничился. Фактически «фигура умолчания» о «революционном развитии» есть знак неприятия такого развития типичного жизненного сюжета и неверия в такое развитие. Прожив полвека, писатель видел на своём веку много революций, и все они делали бессмысленную жизнь и смерть простых людей лишь ещё более бессмысленными. В экспозиции рассказа рядом стоят 1786 год и слово «умирал». Как бы то ни было, старый повар даже и не доживёт до «революционного развития»…

И всё же у автора есть надежда и для стариков (повара, пса и клавесина), и особенно для юной Марии. Эта надежда не привязана к капризам всемирной истории, но крепко связана с совестью, данной человеку как образ вечности. И вот завязка: неспокойная совесть повара выгоняет Марию на улицу. Мария приводит в дом незнакомца, и с этого собственно и начинается развитие действия. Грех исповедан и прощён. Повар обретает имя Иоганн Мейер и получает право на предсмертные желания: «чтобы кто-нибудь позаботился о Марии» и «ещё раз увидеть Марту». И вот кульминация: незнакомец заиграл, и Иоганн увидел всё что хотел увидеть и даже более того... Теперь он, Иоганн Мейер, обрёл искомый смысл своего уходящего бытия и получил право по собственному усмотрению завершить свой жизненный сюжет и тоже узнать имя незнакомца. Оно даётся в конце как развязка всей этой истории 1786 года, о которой просвещённый читатель, знающий даты жизни В.А. Моцарта (1756 – 1791), давно уж догадался…

Художественное своеобразие

Объём короткого рассказа вмещает содержание целого романа, жизнь старого венского повара Иоганна Мейера развёрнута перед читателем как длинный свиток – и всё это благодаря повышенному символизму и реминисцентности текста, причём то и другое развивается как бы в двух уровнях.

Более внешний, поверхностный уровень, так сказать, реализма: «типический характер в типических обстоятельствах». Классовая гордыня Иоганна, нелюбовь к монахам и священникам в сочетании с почти кристально чистой совестью честного труженика, у которого «нет времени грешить», – всё это на поверхности. Но вот имена его жены и дочери – Марта (в славянском произношении Марфа) и Мария – в Евангелии от Луки (10: 38 – 42) противопоставлены как символы бытовой приземлённости (Марфа) и чистой духовности, не обременённой делами житейскими  (Мария).

Когда заиграл Моцарт, Иоганн увидел Марту с кувшином молока, который, впрочем, она при их первой встрече «от смущения разбила». Так вспыхнувшая любовь указала Марте верный путь, но бедная девушка не увидела подсказки и до смерти замучилась в борьбе с житейскими неурядицами. «Мария же избрала благую часть, которая не отнимется у неё» (Лк. 10: 42) – но это не церковь, а музыка; не Иисус, пред которым преклонилась евангельская Мария, а Моцарт, пред которым преклонилась Мария Мейер в финале рассказа «Старый повар».


По писателю: Паустовский Константин Георгиевич