«Заячьи лапы», анализ рассказа Паустовского

История создания

Рассказ написан в 1937 году и впервые увидел свет в виде детской книжки с картинками (Детиздат, 1937). Это одна из многочисленных реальных историй, которыми обогатился писатель, живя в своей любимой глуши – в Мещёрском крае. В этих местах много небольших торфяных озёр, т.е. таких водоёмов, у которых берега и дно имеют грунт в виде торфяника. Торфяники легко загораются, огонь быстро распространяется на много километров. Описанное в рассказе небольшое Урженское (иначе – Уржинское) озеро находится всего в пяти километрах от трассы Владимир – Рязань, однако во время торфяного пожара выйти на трассу даже с ближнего к ней берега практически невозможно. Вот почему только чудо могло спасти старого Лариона Малявина, застигнутого на охоте огнём и дымом торфяного пожара. Этому чуду и посвящён его рассказ, «записанный» Паустовским.

Литературное направление и жанр

Однако рассказ не просто «записан» Паустовским. Во всяком случае, он «записан» не в реалистических традициях охотничьих «записок» С. Т. Аксакова и И. С. Тургенева. Перед нами по сути мастер-класс по преобразованию бытового охотничьего рассказа в романтическую новеллу. А сознательно развитые жанровые признаки романтической новеллы заставляют отнести это произведение не столько к реалистической, сколько к неоромантической традиции.

Герои рассказа

Прежде всего, здесь есть герой-повествователь, который как-то в октябре ночевал у деда Лариона на Урженском озере. Ночь до самого рассвета прошла в задушевных разговорах. Суровый охотник и рыбак, дед Ларион вместе с тем великодушен, чуток и справедлив, и все эти качества он передал внуку Ване.

Как это обычно бывает в «малой» прозе Паустовского, кроме главных героев (деда с внуком и, конечно, храброго зайца) на пяти страницах текста каким-то чудесным образом проживают свои яркие жизни ещё с десяток персонажей. И как всегда у Паустовского это не реалистические типы (для обоснования типичности персонажей несомненно понадобилось бы больше повествовательного времени и пространства), а некие символы бытия (раздражённый городской аптекарь, местный журналист, московский профессор…). Так деревенский ветеринар, о котором Ларион говорит: «Он у нас коновал», огрубел от своей беспросветной работы и жизни, он не любит зверей и велит Ване зажарить (!) обожжённого (!) зайца – т.е. вместо того чтобы спасать живые существа от огненной стихии бытия, предлагает «просто» завершить недовершённое дело этой стихии. Это варвар, живущий одним желудком. И полную ему противоположность составляет старый педиатр Карл Петрович, который «уже три года как перестал принимать пациентов» и вместо этого играет на рояле «нечто печальное и мелодичное». Но не было бы никакой между ними сюжетной связи, вообще не состоялась бы эта «детская сказка о чуде», если бы в селе не нашлось «жалостливой бабки Анисьи», которая хоть и привела к ветеринару козу (дело основательное и ветеринару понятное), но ничтоже сумняшеся направила Ваню с зайцем к Карлу Петровичу, лечившему не зверей, а детей, ибо в плачущем зайце узрела не дичь, а дитя.

Тема и проблематика

Темы «Заячьих лап» – это темы справедливости и благодарности, а проблема и творческая задача – в связывании этих тем. Этой задаче полностью подчинена

Сюжетная композиция

Смысл сюжетной композиции – рассказать всю историю из конца в начало, т.е. строго противоположно фабуле. Фабула такова:

Рассказчик ночует у деда Лариона, который показывает ему зайца с рваным ухом и сообщает историю этого зайца (при совпадении фабулы и сюжетной композиции эта часть составила бы экспозицию).
Сама же история должна была бы начинаться с завязки, т.е. с того, как заяц спас деда.
Развитие действия состояло бы в том, что сначала Ваня один, а потом вместе с дедом, искали врача, который мог бы вылечить обгорелые заячьи лапы.
«Хэппи энд» состоял бы в том, что такой врач нашёлся, а слух о зайце-спасителе (!) разошёлся сначала по всему городу, а потом (благодаря прессе) и по всей стране.
Развязку и вместе с тем кульминацию составил бы дедов ответ московскому профессору, пожелавшему купить зайца: «Заяц не продажный, живая душа, пусть живёт на воле». Концовка, что и говорить, для 37-го (!) года опасно эффектная, даже вызывающая: в самый разгар расстрелов и стукачества дед Ларион не стал Иудой, не продал «душу живу» и зайца-спасителя (!).

Однако писатель не то что испугался столь эффектного и вместе с тем реалистически правильного построения рассказа, но он им не соблазнился. Он пошёл по пути классической композиции романтической новеллы, в конце которой читателя ждёт взрыв эмоций, вызванный неким неожиданным открытием. И как это часто бывает в новелле, на место такого «понимающего» читателя поставлен повествователь (последняя фраза новеллы – «Тогда я понял всё»). Поэтому «ситуация рассказывания» (ночная беседа) описана не в начале, а в конце – что даёт возможность в финале достичь совершенно неожиданного катарсиса-кульминации, узреть ту глубокую жизненную правду, которая, собственно говоря, вообще не укладывается в фабулу и которой в этой истории не увидели ни местный журналист, ни московский профессор. «Деду попался зайчонок с рваным левым ухом. Дед выстрелил в него, но промахнулся» – так начинается финальный пересказ дедова рассказа. Далее следует подробное описание того, как дед попал в эпицентр лесного пожара и уже прощался с жизнью, как вдруг из-под ног у деда выскочил какой-то (!) заяц и вывел из огня, только лапы у зайца обгорели. И вроде бы дед зайца отблагодарил, лапы вылечил и приютил – чего ж ещё? Но только сердится дед, не может свою совесть успокоить, говорит, что перед зайцем он виноват, даёт рассказчику фонарь и отправляет в сени смотреть на спящего зайца.

Тут-то мы и видим, что левое ухо у зайца рваное. Смерть от дедова ружья ждала зайчонка, но дед промахнулся, избежав таким образом и собственной смерти. Так что жизнь в глубинных основаниях своих справедлива, а вина наша в непонимании и неблагодарности…

Художественное своеобразие

«Новелла есть новое, неслыханное происшествие» (Гёте), и поэтика новеллы Паустовского есть поэтика неслыханного. «Неслыханная жара стояла в то лето над лесами», и это многое объясняет, а пейзажный фон – не только картина, но температурные ощущения, звуки («ленивый гром») и запахи («пахло гарью и сухой гвоздикой») – и весь этот фон равномерно распределён между сюжетными частями, причём значение его постепенно нарастает. Чем ближе к финалу, тем пейзажно-звуковой фон становится тревожнее, а ближе к развязке-кульминации уже почти невыносимо тревожным, ждущим откровения о некой тайне, разрешения некой загадки: «Созвездия, холодные, как крупинки льда, плавали в воде. Шумел сухой тростник. Утки зябли в зарослях и жалобно крякали всю ночь». Паустовский истинный мастер неожиданных сравнений и эпитетов (высокая гроза, ленивый гром и т.п.), они дают ощущение непридуманности и полноты создаваемой им картины.

По писателю: Паустовский Константин Георгиевич