«Демоническая женщина», анализ произведения Тэффи

Публикация и история создания

Впервые очерк напечатан в газете «Русское Слово» 24 января (6 февраля) 1914 года. Вошёл в сборник «Дым без огня», который вышел в свет в том же году.

В образе героини этого газетного очерка угадывается Паллада Олимповна Богданова-Бельская – поэтесса, «светская львица» Серебряного века. Местом, где скорей всего познакомились и часто встречались Тэффи и Богданова-Бельская, был один из центров культурной жизни Серебряного века – артистическое кафе (или арт-подвал) «Бродячая собака» (действовало с 31 декабря 1911-го по 3 марта 1915 года).

Жанр и литературное направление

Предельно реалистическая и абсолютно злая сатира – магистральное направление творчества Тэффи – на сей раз выразилась не в излюбленном этой писательницей жанре юмористической новеллы, а в портретном очерке, в центре которого – конкретное лицо. Это лицо было узнаваемо многими петербуржцами не только в пределах, но и за пределами артистической богемы: Паллада Богданова-Бельская, с её манерой одеваться и вести себя, стала чем-то вроде городской сумасшедшей. Но дело в том, что газета «Русское Слово», в которой портретный очерк Тэффи был впервые напечатан, издавалась в Москве, а тираж её доходил до рекордных для России 600 – 700 тысяч экземпляров и расходился по всей Российской империи. Т. е. предназначался читателю, которому по большей части не было никакого дела ни до «Бродячей собаки», ни до Богдановой-Бельской. Таким образом, «Демоническая женщина» автоматически претендовала на создание некоего женского типа безумного декадентского времени.

Тема, характеристика персонажа

Темой портретного очерка Тэффи является развенчание вошедшего в моду декадентского типажа «демонической женщины» путём сравнения её с образом «обыкновенной женщины».

Для того, чтобы такое сравнение могло состояться, «демоническую женщину» прежде всего следовало вывести за пределы наиболее комфортной для неё среды «артистического кафе» и вместе с «обыкновенной женщиной» усадить за «обыкновенный», обывательский стол на каком-нибудь не слишком многолюдном приёме гостей.

Впрочем, почему бы и нет? Разве Палладе Олимповне Богдановой-Бельской не приходилось ходить в «нормальные» гости, пусть и в гости к выдающимся личностям Серебряного века (в иные гости её, разумеется, затащить было бы невозможно)? И почему бы в таких гостях ей, опять-таки, было бы не встретиться с Тэффи и не стать объектом её наблюдений?

Весьма вероятно, что есть некие труднодоступные мемуарные свидетельства о подобном пребывании в гостях и до публикации портретного очерка «Демоническая женщина». Легче найти такие свидетельства за период после 1914 года, например, в переписке К. Д. Бальмонта с А. Н. Ивановой. Маститый поэт-символист долго отсутствовал в столице и не мог принимать гостей непосредственно до публикации очерка, но это и не так уж важно, поскольку данный очерк претендует на типичность.

Итак, 14 декабря 1915 года К. Д. Бальмонт, незадолго до этого приехавший в Петроград после продолжительного гастрольного турне по северу России, принимает гостей. Ранним вечером (немолодой поэт берёг здоровье), когда приглашённые разошлись, он писал традиционный отчёт своей многотерпеливой подруге и дальней родственнице Анне Николаевне Ивановой:
«Завтра опишу мой первый раут. Было человек 20 <в том числе> некая стихотворствующая Паллада (да еще Олимповна, а фамилию уж не решился спросить), и пр.

Было весело, шумно, много стихов и каждения мне».

Если на этом «рауте» Бальмонта помянутая им Паллада Олимповна вела себя как обычно (а если верить Тэффи, Паллада Олимповна так просто не могла изменить самой себе), то вот и получится сидение в гостях за столом вроде того, что годом ранее описала автор «Демонической женщины»:

«За столом, уставленным вкусными штуками, она опускает глаза, влекомые неодолимой силой к заливному поросёнку.

— Марья Николаевна, — говорит хозяйке её соседка, простая, не демоническая женщина, с серьгами в ушах и браслетом на руке, а не на каком-либо ином месте, — Марья Николаевна, дайте мне, пожалуйста, вина.

Демоническая закроет глаза рукою и заговорит истерически:

— Вина! Вина! Дайте мне вина, я хочу пить! Я буду пить! Я вчера пила! Я третьего дня пила и завтра… да, и завтра я буду пить! Я хочу, хочу, хочу вина!

Собственно говоря, чего тут трагического, что дама три дня подряд понемножку выпивает? Но демоническая женщина сумеет так поставить дело, что у всех волосы на голове зашевелятся.

— Пьёт.

— Какая загадочная!

— И завтра, говорит, пить буду…

Начнёт закусывать простая женщина, скажет:

— Марья Николаевна, будьте добры, кусочек селёдки. Люблю лук.

Демоническая широко раскроет глаза и, глядя в пространство, завопит:

— Селёдка? Да, да, дайте мне селёдки, я хочу есть селёдку, я хочу, я хочу. Это лук? Да, да, дайте мне луку, дайте мне много всего, всего, селёдки, луку, я хочу есть, я хочу пошлости, скорее… больше… больше, смотрите все… я ем селёдку!

В сущности, что случилось?

Просто разыгрался аппетит и потянуло на солёненькое! А какой эффект!

— Вы слышали? Вы слышали?

— Не надо оставлять её одну сегодня ночью.

— ?

— А то, что она, наверное, застрелится этим самым цианистым кали, которое ей принесут во вторник…»

Обратим внимание на мастерство сравнительной характеристики и психологического портрета. Сравнение «демонической» женщины с «обыкновенной» произведено троекратно: дважды за столом, а в третий раз в чрезвычайно эффектном финале, где сначала описаны «неприятные и некрасивые минуты» в жизни «обыкновенной женщины», когда она вынуждена просить взаймы. И вот наконец просит взаймы «демоническая женщина», хоть это и вряд ли можно назвать просьбой:

«Демоническая ляжет грудью на стол, подопрёт двумя руками подбородок и посмотрит вам прямо в душу загадочными, полузакрытыми глазами:

— Отчего я смотрю на вас? Я вам скажу. Слушайте меня, смотрите на меня… Я хочу — вы слышите? — я хочу, чтобы вы дали мне сейчас же, — вы слышите? — сейчас же двадцать пять рублей. Я этого хочу. Слышите? — хочу. Чтобы именно вы, именно мне, именно мне, именно двадцать пять рублей. Я хочу! Я тввварь!.. Теперь идите… идите… не оборачиваясь, уходите скорей, скорей… Ха-ха-ха!

Истерический смех должен потрясать всё её существо, даже оба существа — её и его.

— Скорей… скорей, не оборачиваясь… уходите навсегда, на всю жизнь, на всю жизнь… Ха-ха-ха!

И он «потрясётся» своим существом и даже не сообразит, что она просто перехватила у него четвертную без отдачи.

— Вы знаете, она сегодня была такая странная… загадочная. Сказала, чтобы я не оборачивался.

— Да. Здесь чувствуется тайна.

— Может быть… она полюбила меня…

— !

— Тайна!..»

Этим словом – одним из «ключевых» – очерк и заканчивается. Есть ещё и другие «ключевые слова»: «К чему?» Этот рефрен, как ответ «демонической женщины», сопровождает все недоумённые вопросы изумлённой публики, наблюдающей выставленную напоказ часть (!) жизни «демонической женщины». Та же часть, которую она отнюдь не показывает публике, находится в вопиющем противоречии с показанною частью. Так, например, она вовсе не «не публикует» своих литературных произведений («К чему?»), а просто все редакции дружно ей возвращают их.

Впрочем, эта последняя характеристика, говоря формально, не вполне соответствует реальному образу Паллады Богдановой-Бельской, которой всё же иногда удавалось печатать свои стихи и даже выпустить единственный сборник стихов «Амулеты». Однако сборник этот вышел в 1915 году, т. е. сразу после публикации портретного очерка Тэффи и как бы не назло автору «Демонической женщины».

По писателю: Тэффи