«Старые эстонки», анализ стихотворения Анненского

История создания и публикации

Стихотворение было написано как отклик на события 1905 – 1906 гг. в Эстонии, где революционные выступления рабочих и крестьян были с большой жестокостью подавлены имперским правительством. По цензурным соображениям оно не только не публиковалось при жизни поэта, но и не вошло в его первое посмертное собрание стихов («Кипарисовый ларец», 1910). Впервые было опубликовано в сборнике «Посмертные стихи» (1923). Два автографа стихотворения (один из них черновой) хранятся в Российском государственном архиве литературы и искусства (РГАЛИ).

Тема, жанр и литературное направление

Стихотворение написано в редком у Анненского жанре гражданской лирики. Вместе с тем, по словам литературоведа П. Громова, во всей русской лирике 1900-х годов «стихов такой лирической силы, при одновременной ясной гражданственности, конечно нет».

Тема стихотворения задана его подзаголовком: «Из стихов кошмарной совести». Эта тема – ответственность интеллигента, художника, далёкого от политики, за массовое и грубое насилие в его стране. В данном стихотворении тема ответственности явно отягощена темой угнетения больших и малых народов – Российской империи как тюрьмы народов (недаром мотив тюрьмы обозначен уже в первом стихе). Тайно же она отягощена ещё и темой Петербурга (ср. стихотворение Анненского «Петербург») – российской столицы, построенной на чужой, завоёванной земле, где, если верить Пушкину, царь-основоположник ещё застал «приют убогого чухонца».

«Чухонцами» русские презрительно именовали всех своих финно-угорских соседей, в том числе эстонцев. «Старые эстонки» Анненского, вобрав в себя все эти мотивы и заканчиваясь строкой «Неотвязные эти чухонки», таким образом далеко выходят за рамки политического отклика на злобу дня. Это стихотворение – выражение ясной, принципиальной антиимперской позиции поэта-гражданина.

Вместе с тем даже те редкие произведения Анненского, которые написаны в жанре гражданской лирики, трудно причислить к реализму школы Некрасова. Анненский – поэт-модернист, его лирика по-своему, по-модернистски системна. Так и в данном стихотворении мы находим сквозные для лирики Анненского мотивы и образы.

Тропы и образы

Среди таких сквозных образов и мотивов прежде всего отметим враждебное человеку Время, механическому течению которого всеми силами противится лирический герой («Не часы ж, не умеем мы тикать»). Даже и в данном, «политическом» стихотворении поэт не пытается осмыслить и воссоздать «объективную действительность» – он создаёт свою собственную реальность, реальность сна, в котором люди и вещи существуют по особенным внутренним законам художественного мира лирики Анненского.

Особенно многослоен и многозначен центральный, заглавный образ. Старые эстонки – и «печальные куклы», и одновременно (хоть об этом прямо не сказано) – древнегреческие Парки. Правда, они не ткут нить жизни, а «вяжут Свой чулок бесконечный и серый», но на поверку это выходит одно и то же, жизнь и совесть лирического героя всецело в их руках:

Добродетель… Твою добродетель
Мы ослепли вязавши, а вяжем…
Погоди – вот накопится петель,
Так словечко придумаем, скажем…

Особую роль в создании необычной, за душу хватающей образности как всегда у Анненского играют эпитеты: ночи тюремны и гулки, сны паутинны и тонки, их одежда темна и убога, чулок бесконечный и серый и т.д. Кроме ряда эпитетов, характеризующих эстонок, дана целая россыпь эпитетов, характеризующих русскую либеральную интеллигенцию: сердобольные газеты; пальцы руки твоей тонки; ты ж, о нежный, ты кроткий, ты тихий – и вдруг:

В целом мире тебя нет виновней!

Рифмовка и размер

При этом «ты кроткий, ты тихий» зарифмовано с «палач с палачихой». Семантический вес рифмы, у Анненского вообще огромный, в данном стихотворении велик как мало в каких русских стихах. Так, «тихий» сопоставлен с «палачихой», семантически ему противопоставленной. Однако после того, как мы слышим эту рифму, нам уже не нужно доказательств на первый взгляд парадоксальной вине аполитичного художника, которая на самом деле, в своей неявности, превосходит явную вину отпетых палачей.

Стихотворение состоит из двенадцати строф, все зарифмованы обычной у Анненского перекрёстной рифмой. Размер – раздумчивый трёхстопный анапест: стопа трёхсложная, с ударением на третьем слоге.

По писателю: Анненский Иннокентий Фёдорович